Из жизни Суфиев Дагестана

Предисловие к рукописному сочинению Джемалэддина Казикумухского о тарикате

Родитель мой, сеид [1] Джемалэддин-Гуссейн, был родом из Казикумуха. В первой своей молодости он служил при бывшем казикумухском хане, Аслан-хане, в качестве письмоводителя. Хан любил его и за усердную службу его и преданность пожаловал ему три деревни в Кюринском ханстве, под общим именем Астал, и жители этих деревень платили дань моему отцу. Будучи в таком положении, отец мой вдруг очнулся от светского забытья и обратился к Богу с полным раскаянием в своих грехах, в которых он провел прошлую свою жизнь, будучи в услужении у Аслан-хана. Ибо, кто проводит время в сообществе тиранов, у того большая часть жизни проходит в согрешениях, кроме охраняемых милостью Божьей. Поэтому сначала он посетил бывшего тогда учителя тариката накшубандийского, шейха Магомед-Эфенди Кюринского, из сел. Яраглар; от него он принял тарикат и получил потом позволение направлять по этому пути желающих вступить на истинный путь.

Таким образом, он возвратился в Казикумух с позволением от шейха наставлять других. Иначе человек не может сделаться шейхом или муршидом, кроме как по дозволению совершенного шейха, дошедшего до степени богосозерцания, почему и сказали некоторые шейхи: «Кто не имеет шейха, для того дьявол шейх».

Возвратившись в Казикумух, отец мой проводил время в уединении, занимаясь молитвами и направлением посетителей его на путь истины. Это было, как я сказал, при жизни Аслан-хана. Тогда слух о моем отце распространился далеко, в горах и на плоскости; без сомнения, Кази-Магомед и Шамиль также услышали о том, что в Казикумухе явился святой шейх, Джемалэддин, совершающий чудеса, и они оба захотели посетить его и принять от него тарикат. Но Кази-Магомед хотел сначала испытать моего отца, шейх ли он в самом деле и пpoзревает ли он тайны, как о том слышно было, или же нет.

С этой целью Кази-Магомед поехал в Кумух с одним товарищем, а когда подъехал к нашему дому, то велел этому товарищу войти к отцу моему прежде, а сам несколько отстал. Потом, вошедши в уединенную комнату отца, которая была в верхнем этаже, он сел около дверей, молча. Сделал он это так потому, что желал испытать, точно ли отец мой узнает по имени и роду всякого посетителя, совершенно ему незнакомого. Когда Кази-Магомед сел около дверей, отец мой сказал: «Здравствуй, Кази-Магомед, садись поближе ко мне, там не твое место». Удивленный этим, Кази-Магомед спросил: «Откуда ты знаешь, что я Кази-Магомед? Ты ведь прежде меня не знал и не слыхал обо мне?»

- «Разве в книге не сказано: «берегитесь прозорливости верного раба: он смотрит светом Божьим»? Разве ты сомневаешься в том, что я верный раб?» - сказал отец мой, улыбнувшись. Потом, обратясь к товарищу Кази-Магомеда, он сказал: «О, брат, поверь, для тебя лучше было бы в сто раз помириться с отцом твоим, с которым ты в ссоре уже три года, чем посещать меня. Если ты приехал искать моего благословения, так знай же, что ты никогда не получишь его, пока не помиришься с отцом своим. Ступай домой и проси прощения у него за свои дерзости, а потом приходи ко мне». Услышав это, человек этот удивился, побледнел, руки и ноги его задрожали от такой великой прозорливости моего отца. Потом Кази-Магомед во второй раз приезжал к моему отцу, вместе с Шамилем, и принял от него тарикат.

Когда Аслан-хан узнал о частых посещениях разных лиц моего отца, он стал побаиваться распространения тариката и мюридизма в Казикумухском ханстве. Поэтому он требовал к себе моего отца несколько раз и давал ему наставления, чтобы он не принимал к себе посетителей и не сидел бы в уединении, предложив при этом, что если отец мой нуждается в чем-нибудь, то он охотно поможет ему во всем. Отец ответил, что он никого не призывает к себе, но и не намерен прогонять от себя никого из тех, которые сами являются к нему.

С этого времени начались враждебные отношения Аслан-хана к моему отцу. Хан намеревался даже убить его, но Бог сохранил его от такого зла. Так, однажды Аслан-хан потребовал моего отца с целью убить его. Когда привели его и он стоял пред ханом, облокотившись на палку, Аслан-хан вдруг побледнел и, встав с места, вышел в свою комнату, как бы перепуганный, и сказал: «Отпустите его домой и не трогайте его; я вижу, что его пальцы сияют светом, как свечи». В другой раз Аслан-хан сказал моему отцу: «Говорят, что ты достиг степени святости и творишь чудеса. Покажи мне что-нибудь из своих чудес, если это правда, и я признаю тебя святым».

- Я не святой, а раб Божий, оставь меня в покое, - сказал отец мой.

- Если ты не покажешь чего-нибудь из своих видений и чудес, то я тебя убью, - сказал хан. Когда отец увидел, что нет спасения от хана, он попросил к себе одного из его приближенных, и, выведши его на большую дорогу, начертил посредине дороги четырехугольник и сказал: «Здесь лежит прах женщины, по имени Гайханат, умершей в давно прошедшее время, в войне с кяфирами (неверными), и она лежит невредима в своем саване».

Приближенный хана засмеялся и сказал: «Как же можно, чтобы здесь, где лежит навоз и где большая дорога, была бы могила человека? Если ты не удостоверишь в этом, то хан тебя убьет». В это время один из учеников моего отца подошел к этому месту, с быком, и сказал: «Если здесь окажется могила, то я принесу этого быка в жертву», и принялись копать указанное место. Когда выкопали определенную отцом моим могилу, вдруг, в самом деле, открылся труп женщины, такой свежий, точно он сегодня зарыт.

Тогда приближенный хана побледнел, пришел в удивление от такого открытия и донес хану все, как было. С этого дня хан, убедившись в святости моего отца, оставил его в покое, а ученик отца действительно зарезал быка в жертву усопшей. Но все-таки хан не перестал смотреть на отца моего враждебно, и потому последний, опасаясь за свою жизнь, убежал из Кумуха в Цудахар, где и оставался до смерти Аслан-хана, а потом воротился домой и жил там до появления Шамиля. Тогда отец мой переселился на жительство к нему. Племена дагестанские, чеченские и жители плоскости сделали его устазом (учителем тариката), как сделали Шамиля имамом. Последний женился на моей сестре, Загидат, и выдал за меня и за моего брата своих дочерей, так что с того времени семейства Шамиля и моего отца сделались как бы одним семейством.

По покорении Дагестана, отец мой переселился в Турцию, и турецкий султан Абдул-Азис уважал его и называл его дагестанским шейхом.

При начале имамства Кази-Магомеда отец мой не соглашался с последним в его действиях против русских и в возмущении дагестанского населения, а потому написал к нему письмо, в котором советовал остановить такой образ действий, если он называется его мюридом в тарикате, но Кази-Магомед не послушал моего отца и представил письмо его к шейху Магомеду Кюринскому, спрашивая его разрешения воевать с русскими, причем написал: «Всевышний Бог велит в своей книге воевать с безбожными и неверными, а Джемалэддин не позволяет мне этого: чьи повеления исполнять мне»?

- Повеления Божии мы должны более исполнять, чем людские, - ответил шейх Магомед, и дело пошло, как пошло.

Сначала Кази-Магомед не верил тарикатским шейхам, потому что не понял их, но когда он убедился в их святости и увидел чудеса их, тогда раскаялся в своих грехах и даже сочинил стихи в похвалу тарикатистов.

Сеид Абдурахман

[1]- Сеид, арабское слово, означает в переводе «царь», «владетель». Сеидами называются потомки пророка Мухаммада (мир ему)