Книга, избавляющая от заблуждений
Причина распространения мною науки после того, как я отказался от этого занятия
Далее, приблизительно за десятилетний срок, в течение которого я упорно придерживался отшельнической уединенной жизни, благодаря неисчислимым способам - то в результате непосредственного переживания, то в результате логического познания, то в результате принятия на веру - передо мной с необходимостью раскрылась та истина, что человек сотворен из тела и сердца. При этом под сердцем я подразумеваю истинную природу его духа, который и является вместилищем знания об Аллахе, т. е. исключая плоть и кровь, кои общи также и мертвецу, и скотине.
Передо мной раскрылась и та истина, что подобно тому, как тело имеет здоровье, благодаря которому оно находится в благополучном состоянии, и болезнь, содержащую в себе причину его погибели, сердце также может быть беспорочным и здоровым (а спасение получит "лишь тот, кто пришел к Аллаху со здравым сердцем") и иметь болезнь, из-за которой оно может погибнуть на веки вечные, включая и потустороннюю жизнь, - как сказал Всевышний: "В их сердцах - болезнь".
Далее, передо мной раскрылась та истина, что незнание Аллаха - губительный яд, что в непослушании Ему при следовании страстям заключается пагубная для сердца болезнь, и что знание Всевышнего Аллаха - живительное противоядие, что в послушании Ему при противоборствовании страстям заключается целебное для сердца лекарство.
Мне стало ясно, что единственным средством исцеления сердца, устранения его болезни и приобретения здоровья являются лекарства - так же, как без лекарств нельзя обойтись при лечении тела.
Я выяснил также с необходимостью, что подобно тому, как лекарства, предназначенные для лечения тела, влияют на приобретение здоровья благодаря содержащимся в них свойствам, кои не могут быть постигнуты разумными людьми с помощью одного только разума, но при употреблении которых нужно следовать наставлениям врачей, полyчивших свои знания от пророков и познавших специфическую особенность пророчества, опираясь на знание свойств вещей, - точно так же целебное действие поклонений зависит от их пределов, а величины их определены и измерены пророками, и то, как это целебное средство будет действовать, непостижимо для разума разумных людей. Поэтому, прибегая к этому средству, человек должен следовать наставлениям пророков, кои постигли свойства его благодаря пророческому свету, а не с помощью разума.
Далее мне стало ясно, чтo подобно тому, как лекарства состоят из смеси веществ различного вида и различного количества, так что одно из них, например, будет иметь в два раза больший вес и объем, чем другое (при этом разницы в количествах, будучи своего рода особенностями лекарств, не лишены таинственности), подобно этому поклонения, будучи как раз тем средством, с помощью которого исцеляют болезни сердца, состоят из действий различного вида и различного количества, так что земной поклон, например, равен двум коленопреклонениям, а утренняя молитва по объему своему эквивалентна половине предзакатной молитвы. Это также не лишено таинственности, будучи своего рода особенностью поклонений, постижимой лишь благодаря пророческому свету. И величайшую глупость и невежество проявляли те, кто хотел рациональным путем извлечь из поклонений какую-то философскую мудрость или полагал, будто о них говорится как об основанных на соглашении, а не как о содержащих в себе божественную тайну.
Так же, как в лекарствах имеются главные составные части, являющиеся их основами, и дополнительные части, являющиеся их завершением (причем каждая из них оказывает свое особое влияние на действие главных составных частей лекарства) - точно так же сверхобязательные действия и обычаи представляют собой некое дополнение к основным требованиям поклонений, придающее их действию совершенную форму.
Короче говоря, пророки - это те, кто лечит заболевания сердца. Польза, которую приносит разум, и сфера его действия ограничиваются тем, что он указал нам на это. Разум дает показание о своей вере в пророчество и о бессилии своем постигнуть то, что постигается лишь пророческим оком, - о бессилии постигать так, как мы постигаем вещи, беря их в свои руки. Мы полагаемся на пророчество подобно тому, как слепые полагаются на своих поводырей, как озадаченные больные отдают себя в руки сострадательных врачей. Вот досюда и простирается сфера деятельности разума, коему недоступно то, что лежит за этими пределами, но доступно лишь понимание того, что предписывается ему Врачом.
Все это - вещи, которые мы поняли с необходимостью, проистекавшей из непосредственного наблюдения в годы уединения и отшельничества.
Далее, мы заметили охлаждение веры в принцип пророчества, затем в истинность пророчества и затем - в деятельность, которой я объяснил пророчество. Мы удостоверились в том, что охлаждение это среди людей приняло распространенный характер. Поэтому я начал доискиваться причин охлаждения людей и ослабления их веры и обнаружил, что таковых четыре:
причина, исходящая от тех, кто погрузился в философскую науку;
причина, исходящая от тех, кто погрузился в суфийскую жизнь;
причина, исходящая от тех, кто связал себя с учением талимитов;
причина, исходящая от того, что люди имеют дело с теми, кто отмечен печатью учености.
В течение некоторого времени я изучал отдельных лиц, задавая вопросы тем, кто небрежно выполнял требования шариата, выспрашивая об одолевавших их сомнениях, осведомляясь об их убеждениях и тайнах. Я говорил кому-нибудь из них: "Что с тобой? Почему ты так небрежно выполняешь предписания шариата? Ведь это глупо, если ты веришь в потустороннюю жизнь и вместе с тем не готовишься к ней, разменивая ее на дольнюю жизнь! Ведь ты не обменяешь две вещи на одну - так почему же ты размениваешь бесконечную жизнь на считанные дни посюсторонней жизни? А если ты неверующий, значит, ты нечестивец. И тогда собирайся на поиски веры. Посмотри, в чем лежит причина твоего тайного неверия, которое как раз и составляет твое внутреннее убеждение и является причиной твоей открытой дерзости, хотя ты и не разглашаешь этого, с показной вежливостью относясь к вере и с почтением говоря о шариате!"
Некоторые мне отвечали так: "Это такое дело, что, если бы было обязательным заботиться о нем, самыми достойными в данном случае людьми оказались бы ученые. Однако среди достопочтенных ученых такая-то знаменитость не молится, такой-то пьет вино, такой-то проедает вакуфное имущество (имущество, завещанное для благотворительных целей) и имущество сирот, такой-то проедает государственные налоги, такой-то берет взятки за судопроизводство и свидетельские показания", - и так далее, и тому подобное.
Другие, претендуя на знание суфизма, заявляют, что они уже достигли такой степени набожности, которая якобы стоит выше всякой необходимости совершать поклонения Аллаху.
Третьи в качестве доказательства используют иные сомнительные рассуждения, взятые ими у ибахитов (ибахиты - члены секты нигилистов, не признающих установлений шариата). Все это люди, отбившиеся от суфизма.
Четвертые, встречавшиеся с талимитами, говорят: "Истина труднопостижима: дорога к ней полна препятствий, мнения по поводу нее многоразличны, и ни одному из учений нельзя отдать предпочтения перед другими; доводы умов взаимопротивоположны, и нельзя довериться ни одному авторитетному мнению авторитетных людей, а рассуждения тех, кто проповедует учение талимитов, носят безапелляционный, безосновательный характер. Так как же я могу принять как достоверное то, в чем люди сомневаются?"
Пятые говорят: "Я делаю это не из уважения перед авторитетом - я прочел книги по философской науке и постиг истинную природу пророчества. Я понял, что сущность его сводится к мудрости и к заботе о благе людей, что заповеди его направлены на то, чтобы удержать простых людей и оградить их от взаимоизбиения и ссор, не дать им погрязнуть в низменных страстях. Но ведь я не принадлежу к невежественной черни, чтобы входить в лоно предписаний религии! Нет, я принадлежу к разряду мудрецов, следую мудрости, в коей я сведущ и в коей мне нет нужды следовать за каким-либо авторитетом!" Таков высший предел веры у тех, кто начитался книг по философскому учению метафизиков, и научившихся тому из книг Ибн-Сины и Абу-Насра аль-Фараби!
Возможно, что ты увидишь кого-либо из них читающим Коран, присутствующим на религиозных собраниях и молебнах и восхваляющим на словах шариат. Но вместе с тем он не бросает пить вино и не перестает совершать развратные и порочные поступки того или иного вида. И если его спросят: "Раз пророчество неверно, почему же ты молишься?", он, возможно, ответит так: "Для упражнения тела, ради соблюдения обычаев страны и сохранения имущества и чада". Ответить может он и так: "Шариат верен, пророчество истинно". В таком случае ему возразят: "Раз так, почему же ты пьешь вино?", - на что он ответит: "Вино запрещено потому, что оно вызывает озлобление и гнев, а я благодаря своей мудрости избегаю этого. К вину же я прибегаю для того, чтобы обострить рассудок". Ибн-Сина в своем завещании написал даже, что он давал обет перед Всевышним Аллахом делать то-то и то-то, почитать предписания шариата, с прилежанием относиться к религиозным обрядам и пить вино не ради удовольствия, а для исцеления и излечения. И предел положения его был в чистоте веры и в строгом соблюдении обрядов, если не считать того, что он в целях излечения пил вино.
Вот она - вера тех из них, кто претендует на нее. Из-за этих людей некоторые стали жертвами самообмана, а самообман их усугубился слабостью возражений тех, кто возражал этим людям, ибо возражения их сопровождались отрицанием и математики, и логики, и других необходимых им наук, хотя таковые, как мы уже разъяснили, имеют под собой основание.
Рассмотрев различные категории людей, чья вера пошатнулась до такой степени по упомянутым причинам, я счел своим долгом раскрыть это заблуждение, тем более, что посрамить этих людей для меня было проще, чем сделать глоток воды, в силу того, что я уже порядком изучил науки их и их методы, т. е. методы суфиев, философов, талимитов и видных ученых. И душу мою как искра пронзила мысль: дело это безотлагательно и обязательно; какой тебе прок от уединения и отшельничества, когда болезнь уже стала всеобщей, врачи заболели и люди - накануне гибели! Но затем я подумал про себя: "Когда же ты собираешься рассеивать эту тьму и сталкиваться с этим мраком? Ведь теперешнее время - время упадка веры среди людей, и нынешний период - период лжи. Займись уговорами людей, чтобы они оставили пути, по которым они следуют, и примкнули к истине - все современники твои начнут питать к тебе злобу. Куда уж тебе противиться им! Как ты будешь жить с ними бок о бок, если все это может быть совершено лишь при набожном и непоколебимом правителе?"
И я стал молить Всевышнего Аллаха, чтобы Он разрешил мне продолжать мою отшельническую жизнь, ссылаясь на то, что мне не под силу раскрыть истину с помощью доводов. И Аллахом было предопределено, чтобы тогдашний правитель по внутреннему побуждению своему, а не под влиянием каких-либо внешних мотивов, повелел мне непременно выехать в Нишапур для принятия мер против падения веры. Сделать это я должен был обязательно - если бы я настоял на обратном, одиночество мое стало бы мне в тягость. Мне пришло на ум, что причина, по которой я испрашивал позволения Аллаха, уже ослабла, а чтобы одиночество свое ты сохранял из-за лени, ради отдыха, из себялюбия и из стремления уберечься от тех неприятностей, которые могут причинить тебе люди, - это недопустимая вещь. И разве можно позволить себе что-нибудь подобное, оправдываясь тем, что избавлять людей от заблуждения очень трудно, когда Всевышний Аллах говорит: "Во имя Аллаха, Милостивого и Милосердного. Алиф-лям-мим (этими буквами начинаются многие главы Корана). Думали ли люди, что им позволят говорить "мы уверовали" без того, чтобы их испытали? И Мы уже испытали тех, кто был до них". Аллах, всемогущий и великий, говорит Посланнику, самому дорогому созданию Своему: "Лжецами считались посланники, что были до тебя, и они терпели, когда их обвиняли во лжи и причиняли неприятности, пока не пришла к ним Наша помощь. А слова Аллаха незаменимы. И дошло до тебя известие от пророков". И говорит Он, всемогущий и великий: "Во имя Аллаха, милостивого и милосердного. Я-син. Клянусь мудрым Кораном..." и до слов "Увещай тех, кто поминает Аллаха".
И я обратился за указаниями по этому поводу к людям сердца и созерцания, и они в один голос посоветовали мне оставить отшельническую жизнь и выйти из своего уединенного уголка. К этому прибавились многократно, один за другим виденные праведниками сны, которые свидетельствовали о том, что этот мой шаг, приуроченный всеславным Аллахом к началу столетия, - благой и правильный почин. Ведь всеславный Аллах обещал оживлять свою религию в начале каждого столетия.
Итак, надежда моя окрепла, благое намерение мое, подкрепленное этими знамениями, победило, Всевышний Аллах облегчил мне мое движение в Нишапур для осуществления этой задачи в месяц зу-ль-када четыреста девяносто девятого года (т.е. в июле - августе 1106 года).
Из Багдада я выехал в месяц зу-ль-када четыреста восемьдесят восьмого года - значит, отшельническая жизнь моя длилась одиннадцать лет. То был шаг, предопределенный Всевышним Аллахом, одним из чудесных предопределений Его, которого сердце мое не чувствовало в течение этой отшельнической жизни так же, как мне в голову никогда не могла прийти мысль о возможности того, что я когда-нибудь уеду из Багдада и расстанусь с тогдашним моим положением. Всевышний Аллах - тот, кто изменяет сердца и положения, и "сердце верующего - между двумя перстами Милосердного".
Я прекрасно знал, что если бы я возвратился, я бы не возвратился. Ибо возвратиться - значит вернуться к былому. Но в те былые времена я распространял науку, через которую приобретают видное положение, и звал к ней людей словом своим и делом - к этому сводились тогда моя цель и мои помыслы. Ныне же я зову людей к науке, через которую лишаются положения - в смысле снижения его уровня. Вот в чем заключаются теперь помыслы, цель и чаянья мои, и об этих моих помыслах ведомо Аллаху.
Я хочу исправить себя и других. Мне неизвестно, добьюсь ли я желаемого или умру, не достигнув своей цели. Но я твердо и убежденно верю в то, что на все воля Аллаха, высокого и великого, верю, что не я совершал поступки свои, а Он двигал моими поступками, что не я вершил делами своими, а Он вершил ими, пользуясь мной как Своим послушным орудием. И я молю Его, чтобы Он сначала исправил меня, а потом через меня исправил других, чтобы Он направил меня по пути истинному, а потом через меня направил по нему других. Я молю Его, чтобы Он показал мне истину истиной и помог мне следовать ей, и чтобы показал мне ложь ложью и помог мне сторониться ее.
Вернемся же теперь к упомянутым нами причинам ослабления веры у перечисленных выше людей и коснемся способов направления их по праведному пути...
Что касается людей, которые говорят о той неразберихе, с которой они столкнулись, слушая рассуждения талимитов, то исцелением для них служит то, о чем говорилось нами в книге "Правильные весы", и мы не будем об этом распространяться в настоящем трактате.
Что касается того, что вообразилось ибахитам, то мы, разделив их путанные рассуждения на семь видов, разобрали их в книге "Алхимия счастья".
Что касается тех, чья вера оказалась под разлагающим влиянием философии настолько, что они начали отвергать принцип пророчества, то ведь мы уже говорили и об истинной природе пророчества, и о необходимом существовании его, ссылаясь при этом как на доказательство на наличие таких наук, как фармакология, астрономия и другие. Ради этого мы и предпослали настоящему разделу специальный раздел об истинной природе пророчества. Мы вывели доказательство из специфических особенностей медицины и астрономии потому, что оно исходит из их же собственных наук. Любому ученому, представляющему такие искусства, как, например, астрономия, медицина, магия и искусство заклинания, мы укажем на то, что его же наука заключает в себе доказательство необходимости пророчества.
Что касается такого человека, который на словах утверждает необходимость пророчества, а на деле приравнивает предписания шариата философской мудрости, то при ближайшем рассмотрении оказывается, что он не верует в пророчество. Такой человек верит лишь какому-нибудь мудрецу, имеющему определенного читателя и требующему от него, чтобы тот стал его последователем. А это не имеет ничего общего с пророчеством, ибо уверовать в пророчество - значит признать утверждение о том, что за рациональным познанием имеется такая ступень познания, на которой раскрывается око, дающее возможность постигнуть особые объекты, не доступные для разума так же, как постижение цветов не доступно для слуха, постижение звуков - для зрения, постижение умопостигаемых вещей - для всех чувств. Если это недопустимо, то это значит, что мы уже доказали не только возможность существования пророчества, но и само его существование. Если же это допустимо, то это значит, что мы уже доказали наличие в нашем подлунном мире вещей, называемых специфическими свойствами, которые совершенно не могут быть охвачены разумом и которые разум, больше того, объявляет ложными и невероятными.
...Большинство доказательств, которые строятся философами в физике и метафизике, принадлежат именно к подобному роду. Они представляют себе вещи такими, какими их находят и какими понимают, а все непривычное для себя они считают абсурдом. Если бы правдивые сновидения не были привычными вещами и если бы люди не утверждали, что при расслаблении чувств они познают сокровенное, то люди, характеризующиеся подобными умами, обязательно отвергли бы все это. И если бы спросили кого-нибудь: "Может ли на свете существовать нечто размером в зернышко, которое, будучи занесенным в какой-либо город, пожрало бы сначала весь город, а потом само себя, в результате чего не осталось бы ни города со всем его содержимым, ни самого этого нечто?", то он бы ответил: "Этого не может быть, подобное бывает только в сказках". В действительности же именно такое случается с огнем. А услышь об этом кто-нибудь, ни разу не видевший огня, так он будет отрицать это. А как раз с такой точки зрения и делается большинство отрицательных суждений относительно чудес потусторонней жизни...
Так почему же предписания шариата не могут обладать такими свойствами, касающимися исцеления сердец и их очищения, которые не могут быть постигнуты путем рационального рассуждения, но которые могут быть усмотрены лишь оком пророчества? А ведь некоторые признали свойства еще более удивительные, чем это, приведя их в своих книгах. Одно из таких чудесных свойств, например, испытывается при уходе за роженицей, переживающей трудные роды, когда определенный рисунок наносится на два куска материи, никогда не смачивавшиеся водой. Роженица смотрит на них своими глазами, кладет их себе под ступни, и ребенок тут же спешит появиться на свет. Это было признано возможным и приведено в книге "Чудесные свойства". В рисунке этом имеется девять гнезд, в которых помещены особые цифры так, что сумма их в каждом столбце равна пятнадцати, будешь ли ты их читать вдоль, поперек или по диагонали.
Хотел бы я знать, найдется ли такой человек, который бы поверил этому и у которого затем не хватило бы ума поверить тому, что путем умственного рассмотрения нельзя узнать, почему утренняя молитва предопределена быть в два ракаата (ракаат - повторяющая часть намаза), полуденная - в четыре, а вечерняя - в три. Причиной же тому является различие во временах дня, а особенности эти можно постигнуть лишь благодаря свету пророчества.
Удивительная вещь: если бы мы изменили формулировку и выразились словами астрологов, они бы уразумели различие в этих временах. И вот мы говорим: "Разве при составлении гороскопа суждения не бывают разными в зависимости от того, что солнце будет в середине неба, на востоке или на западе? Ведь в предсказаниях астрологов именно на этом основывается различие в путях выздоровления, разнообразие в судьбах людей и в их кончинах. И вместе с тем нет никакой разницы - скрылось уже солнце или оно в середине неба, зашло оно за горизонт или только близится к закату". Можно ли теперь этому поверить? Ведь здесь он слышит то же самое, но только в формулировке acтролога, чью лживость он испытывал на себе сотню раз (несмотря на это он каждый раз верит ему, так что если бы астролог сказал: "Когда солнце будет посредине неба, когда на него будет смотреть такая-то звезда, тогда гороскоп твой будет определяться таким-то созвездием, и если в это время ты оденешь новую одежду, ты будешь убит в той же одежде", то физик не стал бы одеваться, даже если бы ему пришлось страдать от холода, и несмотря на то, что ему уже доводилось слышать то же самое от астролога и убеждаться в его лживости).
Хотел бы я знать, как может человек, которому хватило ума соглашаться с этими суевериями, которому пришлось признать, что они представляют собой некие свойства, познание которых принадлежит чудесной способности некоторых пророков, как может этот человек отрицать подобные вещи, когда он узнает о них из высказываний правдивого пророка - из высказываний, правдивость которых подтверждалась чудесами и которые никем еще не опровергались как лживые? И если философ будет отрицать возможность существования таких свойств в числе ракаатов, в бросании камешками, в количестве основных правил паломничества и других обрядов, предписанных шариатом, то он не обнаружит никакой разницы между ними и свойствами лекарств и звезд. Он может сказать: "Я уже испытал кое-какие положения астрономии и кое-какие положения медицины. При этом я нашел, что некоторые из них верны, и моя душа зажглась доверием к этим положениям, и с сердца моего спали недоверие к ним и неприязнь. А этого я никогда не испытывал. Как же я могу знать о существовании и истинности подобных вещей, хоть ты и утверждаешь их возможность?" На это я отвечу: "Не довольствуйся доверием к тому, что ты сам испытал и о чем ты слышал от тех, кто это испытал, и за кем ты последовал. Прислушивайся к изречениям пророков - они испытали это и узрели истину во всем, что говорится в шариате. Следуй за ними, и ты постигнешь некоторые из этих истин путем непосредственного созерцания".
Вместе с тем я скажу: "Хоть ты и не испытывал этих вещей, разум твой повелевает, чтобы ты безоговорочно принял их на веру и следовал им.
Представим себе взрослого, умного человека, ни разу еще не испытавшего болезни. Представим теперь, что он заболел и что у него есть милосердный отец, знающий медицину, чьи утверждения о познаниях в медицине он слышит с тех пор, как стал разумным. И вот отец приготовил ему микстуру и сказал: "Это помогает при твоей болезни и исцелит тебя от твоего недуга". Что же от этого человека будет требовать его разум, хотя бы лекарство и было горьким, омерзительным на вкус? Примет он его? Или же он возразит, сказав: "Я не могу уразуметь, какое отношение имеет лекарство к приходу выздоровления; я его никогда не пробовал". Несомненно, если бы он поступил подобным образом, ты принял бы его за глупца. Но совершенно так же за эту твою недоверчивость люди проницательности глупцом считают тебя!
Если же ты скажешь: "А откуда мне знать, что Пророк (мир ему) милосерден и сведущ в медицине?", я отвечу: "А откуда же ты узнал о милосердии отца своего? Ведь это не ощутимая вещь! Ты узнал об этом необходимым и бесспорным образом по обстоятельствам его поступков, по свидетельствам его поведения - по тому, чем он руководствовался в том или ином случае и что из этого получилось".
Кто вникал в высказывания Посланника Божьего (мир ему), в дошедшие до нас сведения о той заботе, с которой он вел людей по праведному пути, о многогранных проявлениях той его нежности и доброты, с которыми склонял он людей к улучшению нравов и исправлению поведения, или, короче говоря, к тому, что является единственным способом исправления их религии и их мирской жизни, - к такому человеку придет необходимое знание того, что милосердие его к своему народу более велико, нежели милосердие родителя к своему чаду. И если он вникнет в изумительные деяния, открывшиеся перед ним, и в чудеса сокровенного, о коих известил он его устами в Коране и хадисах, если он вникнет в то, что говорилось им о последнем Дне, и если смысл сказанного он поймет правильно - он будет знать, что им достигнута ступень, расположенная выше разума, и что у него открылось око, перед которым обнаруживает себя сокровенное, то, что постижимо лишь для избранных людей и не постижимо для разума.
Таков путь приобретения необходимого знания через веру в Пророка (мир ему). Испытай же и изучи внимательно Коран, прочти хадисы - и ты воочию убедишься в этом.
Для философов указаний этих вполне достаточно. Остановились же мы на них здесь потому, что в настоящее время в них ощущается острая нужда.
Что касается четвертой причины, т.е. что касается ослабления веры среди людей вследствие дурного поведения ученых, то от этой болезни исцеляются тремя вещами.
Во-первых, ты можешь сказать: "Если взять ученого, позволяющего себе, как ты утверждаешь, совершать недозволенное, то знание его относительно недозволенности этих вещей подобно твоему знанию о недозволенности приятия вина и свинины, взимания взяток, а также - о недозволенности хулы, лжи и клеветы. Допускаешь же ты перечисленные вещи, зная об их недозволенности, не из-за неверия своего в то, что это есть ослушание, но из-за одолевших тебя страстей. А страсти его - что твои страсти, и одолели они его так же, как и тебя. А то, что он знает вопросы, лежащие за пределами этого, коими он отличается от тебя, - это еще не значит, что он благодаря таким своим знаниям более воздерживается oт совершения того или иного недозволенного деяния. Ведь сколько есть людей, верящих в медицину, и все же не удерживающихся от того, чтобы пить холодную воду, хоть делать это противопоказано им врачами! И это отнюдь не говорит о том, что эти поступки безвредны, или о том, что верить в медицину неправильно. Вот на чем зиждется ошибка ученых".
Во-вторых, простолюдину можно сказать: "Тебе следует верить, что ученый рассматривает свою науку как некий запас для потусторонней жизни и думает, что наука спасет его и будет для него заступником, полагая, таким образом, что благодаря этой науке он облегчит себе участь, когда будет держать ответ за деяния свои перед Всевышним. Наука может отяготить его участь, но в то же время она может в некоторой степени и облегчить ее - возможность того не исключена. Ученый мог бы и не совершать благих деяний - он был бы оправдан своими знаниями. А если бы ты, простолюдин, посмотрев на него, пренебрег благими деяниями, то дурные деяния твои, поскольку ты лишен его знаний, погубили бы тебя, ибо заступничества тебе искать было бы не в чем".
В-третьих, истинно то, что настоящий ученый совершает грехи лишь по недоглядению и абсолютно не упорствует в них, ибо настоящая наука - это такая, которая объясняет людям, что непослушание Всевышнему - губительный яд и что потусторонняя жизнь лучше посюсторонней. Тот, кто познал это, никогда не обменяет добро на то, что ниже его.
Это знание не приобретается благодаря тем видам наук, которыми занято большинство людей, - знание, получаемое людьми из этих наук, ведет лишь к тому, что они с еще большей дерзостью оказывают неповиновение Всевышнему Аллаху. Истинное же знание внушает обладателю своему еще больший страх и трепет и еще большую надежду, удерживая его от греховных поступков - последние совершаются им лишь в результате тех или иных промахов, неизбежно допускаемых людьми то в одном, то в другом случае, что, однако, отнюдь не свидетельствует о слабости их веры. Верующий, если он и совершает недозволенный поступок, раскаивается в нем, и он далек от того, чтобы упорствовать в греховных деяниях своих и погрязать в них.
Вот то, чего я хотел коснуться, порицая философию и учение талимитов, рассказывая о бедствиях, вызванных ими, и о бедствиях, вызванных теми, кто отвергал философию и учение талимитов не так, как это следовало бы делать...
|
|